Кровавый орел - Страница 82

– Ах да, еще одно… Когда вы в последний раз общались с Марлис Менцель?

Шрайбер был явно ошарашен этим вопросом.

– Марлис Менцель? Понятия не имею… Сто лет назад. Когда мы работали в «Духе времени» – еще до того, как началась ее террористическая дурь.

– А после, когда она вышла из штутгартской тюрьмы, вы с ней виделись?

– Нет. Я даже не знал, что ее выпустили. Разве ей не пожизненное дали?

Фабель почувствовал, что Шрайбер говорит правду.

Когда они вышли на улицу, Ван Хайден, щурясь от яркого солнца, спросил:

– Ну, что думаете, Фабель?

– Что Шрайбер не наш убийца, – сказал Фабель со вздохом то ли облегчения, то ли разочарования. Вынимая из нагрудного кармана солнцезащитные очки, он добавил: – Махну-ка я в Бремен, повидаюсь с этой Марлис Менцель. А прежде… вы не против, если я угощу вас чашечкой кофе, герр криминальдиректор?

Четверг, 19 июня, 14.20. Художественная галерея «Нордхольт», Бремен

Фабель надеялся добраться до Бремена за полтора часа, однако попал в пробку. Чтобы не скучать, он слушал последний диск любимого Герберта Гронемейера. Зазвонил сотовый телефон. Мария Клее доложила о результатах вскрытия трупа Клугманна. Убит одной пулей в ночь с пятницы на субботу, между шестью вечера и шестью утра. Перед убийством Клугманна пытали. Мария изложила все подробности. Фабель только поеживался. В крови Клугманна обнаружили амфетамины; очевидно, он так нервы успокаивал во время своей подпольной жизни.

Баллистики подтвердили предположение Браунера: стреляли из нестандартного оружия.

Фабель коротко рассказал Марии о беседе со Шрайбером и попросил ее передать свежую информацию Вернеру Мейеру.

Галерея «Нордхольт» находилась возле одной из центральных площадей Бремена в старинном здании со стрельчатыми окнами. Фабель застал Марлис Менцель за перевешиванием полотен. Лет пятидесяти, в длинной темной юбке и свободном черном жакете. Короткие каштановые волосы с отдельными подкрашенными светлыми прядями. Небольшие очки без оправы. Словом, больше похожа на библиотекаря, чем на знаменитую недавно освобожденную террористку. По рекламке он знал, что за картины его ожидают. Но он не предполагал, что в натуральную величину – метр на два – они производят совершенно другое впечатление. Тема Фабелю претила, однако эмоциональная сила воздействия была налицо. Краски вопили с полотен, и дух занимало от сложных смешанных чувств, которые они вызывали.

Фабель подошел к небольшой группе сотрудников галереи во главе с художницей.

– Добрый день, фрау Менцель.

Она повернулась в сторону Фабеля.

– Добрый день, – сказала она, явно не узнавая его. – Чем могу служить?

– Давайте отойдем в сторонку… Я хотел бы поговорить. – Фабель показал овальную бляху уголовного розыска. Они отошли метров на десять от остальных.

Вежливая улыбка слетела с лица художницы.

– С тех пор как я вышла из тюрьмы, все службы безопасности считают своим долгом отметиться и потеребить меня. А в этой стране их, оказывается, несметное множество. Это уже что-то вроде сознательной травли!

– Нет-нет, я прошу лишь о небольшой чисто неофициальной беседе…

– Ах вот как? В таком случае мне вообще с вами не о чем говорить. Знаю я эти «неофициальные беседы»!

– Фрау Менцель, – остановил ее Фабель. – Меня зовут Йен Фабель. Сейчас я гаупткомиссар, а в 1983-м я был тем полицейским, который стрелял на пирсе…

Менцель угрюмо уставилась на Фабеля:

– Гизелу прикончили вы?

– У меня не было выбора. Она убила моего напарника, несколько раз стреляла в меня, уже ранила и продолжала целиться, хотя я кричал, чтобы она бросила оружие…

Он не сказал, что этот день стал одним из худших в его жизни.

– Она была совсем девочка… – В ее тоне Фабель не почувствовал упрека, Марлис Менцель просто констатировала факт. Она повернулась к своим помощникам и крикнула им: – Продолжайте без меня, я скоро вернусь. – Затем сказала Фабелю: – Пойдемте, я знаю, где удобней всего переговорить.

Они сели в полупустом кафе на Катариненштрассе. Приятно пахло свежемолотым кофе, из окна была видна главная рыночная площадь Бремена. Марлис Менцель вынула пачку французских сигарет.

– Закурите?

– Спасибо, я не курю.

Выпуская дым после первой затяжки, она тактично отвернулась от Фабеля, чтобы не дымить ему в лицо.

– В тюрьме привыкла смолить по две пачки в день… Ну, так о чем же вы хотите поговорить, герр Фабель?

Прежде чем Фабель успел ответить, подошел официант. Фабель заказал чайник чая, а Менцель – черный кофе.

– О ваших картинах, – сказал Фабель после того, как официант ушел.

Менцель криво усмехнулась:

– Любящий искусство полицейский? Или я посмела нарушить предписанные размеры холста?

Фабель откровенно признался, что работы Менцель странным образом напомнили ему картины, которые он видел на месте серийных убийств. Он спросил, слышала ли она о гибели журналистки Ангелики Блюм.

Слышала. Точнее, читала об этом в газетах.

– Когда вы видели фрау Блюм в последний раз?

– О, еще до тюрьмы. В семидесятые мы с ней вместе работали в журнальчике, который назывался «Дух времени». Тогда название казалось нам замечательным; сейчас, задним числом, оно кажется банальным и даже вульгарным. Может, потому что у того времени был слишком крепкий дух. До сих пор стоит в ноздрях… А почему вы, собственно, спрашиваете? Записали меня в подозреваемые – только потому, что мои картины напоминают вам… – Тут до нее, похоже, впервые дошло, что значит видеть ее картины ожившими, то есть в реальности. – Бедная Ангелика…